no shit
Старая задумка, старая реализация.
Получилось не то, что хотелось, но еще меньше хотелось терять совсем
Он ненавидит, когда в его комнате открывают окна.
В такие моменты ему хочется кричать, как припадочному, дергать шторы - чтобы снова ни одного лучика света в комнате, чтобы снова - никакого, мать вашу, "свежего воздуха".
Но окна все равно открывают, чтобы он не говорил.
- Тебе нужен воздух.
- Да, мне нужен воздух, но я хочу дышать им на чертовой улице, а не здесь!
Вообще, "здесь" никого не интересует, чего он хочет.
- Обещаю, как только тебе станет лучше, мы пойдем в парк.
В эти моменты он как никогда четко понимает - лучше ему не станет. Может быть, тут дело в интонации, или в том, сколько раз он уже слышал эти слова - он не верит в них так давно, что не уверен, верил ли хоть когда-то.
Он ненавидит, когда его держат за руку.
Он пытается избавится от этой хватки - неприятной, горячей, такой жалостливой, но у него не получается.
Приходится терпеть - каждый день одно и тоже, разве что длительность меняется.
Иногда - минут 10, с утра, а иногда по несколько часов.
Вообще, ему даже календарь не нужен, дни определяются длительностью прикосновений.
А можно не мучаться и считать годами.
Он ненавидит, когда его моют.
Это самая унизительная процедура в его жизни - то, как влажной губкой ведут по его коже, как поднимают его руки и ноги, чтобы ничего не пропустить.
В такие моменты ему всегда плакать от ощущения липкого стыда.
Но он никогда не плачет.
Он многое ненавидит, больше всего - то, что заперт, заперт в самой маленькой и надежной клетке в мире - в собственном мозгу.
Ненавидит то, что его слова не переходят в звуки с нейроимпульсов.
Ненавидит то, что все еще дышит.
Иногда, по ночам, он думает о том, что ему хватило бы всего пять слов, чтобы стать счастливым.
"Спасибо. Теперь убей меня, наконец."
Получилось не то, что хотелось, но еще меньше хотелось терять совсем
Он ненавидит, когда в его комнате открывают окна.
В такие моменты ему хочется кричать, как припадочному, дергать шторы - чтобы снова ни одного лучика света в комнате, чтобы снова - никакого, мать вашу, "свежего воздуха".
Но окна все равно открывают, чтобы он не говорил.
- Тебе нужен воздух.
- Да, мне нужен воздух, но я хочу дышать им на чертовой улице, а не здесь!
Вообще, "здесь" никого не интересует, чего он хочет.
- Обещаю, как только тебе станет лучше, мы пойдем в парк.
В эти моменты он как никогда четко понимает - лучше ему не станет. Может быть, тут дело в интонации, или в том, сколько раз он уже слышал эти слова - он не верит в них так давно, что не уверен, верил ли хоть когда-то.
Он ненавидит, когда его держат за руку.
Он пытается избавится от этой хватки - неприятной, горячей, такой жалостливой, но у него не получается.
Приходится терпеть - каждый день одно и тоже, разве что длительность меняется.
Иногда - минут 10, с утра, а иногда по несколько часов.
Вообще, ему даже календарь не нужен, дни определяются длительностью прикосновений.
А можно не мучаться и считать годами.
Он ненавидит, когда его моют.
Это самая унизительная процедура в его жизни - то, как влажной губкой ведут по его коже, как поднимают его руки и ноги, чтобы ничего не пропустить.
В такие моменты ему всегда плакать от ощущения липкого стыда.
Но он никогда не плачет.
Он многое ненавидит, больше всего - то, что заперт, заперт в самой маленькой и надежной клетке в мире - в собственном мозгу.
Ненавидит то, что его слова не переходят в звуки с нейроимпульсов.
Ненавидит то, что все еще дышит.
Иногда, по ночам, он думает о том, что ему хватило бы всего пять слов, чтобы стать счастливым.
"Спасибо. Теперь убей меня, наконец."