no shit
Когда она пришла первый раз, я подумала, что не налью ей даже пива.
Мне казалось, ей лет 18, отбившаяся от домашних девочка, попавшая не туда, куда надо.
Лицо в размазанной туши, колтун на голове, разбитая губа.
Я хотела сказать "Девочка, иди домой", или "Давай позвоним копам, и поговорим с твоей мамой?".
Но она бросила на стойку гитару - в грязном, вытертом чехле, а сверху - права.
Слова "Выкуси!" явно висели в воздухе. Но вслух она сказала только "22" и ещё "ром".
Когда она подносила руку к стакану, идиотские огромные кольца на её пальцах стучали по стеклу.
Сказать по правде, эта детка меня раздражала
Это только говорят, что бармен - он всегда дружелюбен, но она серьёзно меня раздражала - вся, целиком. И её немытые чёрные волосы, и облупленный лак на ногтях, и то, что своей гитарой она сшибла мне стакан. Который, черт бы его побрал, не разбился, а то я бы нашла повод поскандалить.
А потом эта красотка стащила свою гитару, и бросила деньги - знаете, если бы я была немножко более гордая, я бы их не взяла, выглядели они так, будто их с задницы вытащили, благо, не пахли.
Так вот, она потащилась в угол, где когда-то играли живую музыку - в то время, когда мистер Уинстер Ричард младший, худой лысеющий юрист был просто Риччи, сколотившим музыкальную группу - и вылезла на табуретку.
Не помню, кто её туда поставил, но теперь я думаю, это было божье провидение.
Никто не обратил на неё внимания, только, может быть, я - клиентов возле стойки не было, а пялиться на то, как Барри впихивает в себя третий бифштекс было выше моих сил.
Эта крошка достала гитару, и принялась играть.
Знаете, она была пьяна, и, я думаю, еще и курнула чего-то, а может и что хуже.
Она глотала слова, и половину я вообще понять не могла.
Но это божественно звучало. Я смотрела на неё, и, немного, на Барри, который сидел с открытым ртом добрых пять минут, и на Мэри, которая в сотый раз елозила тряпкой по столу.
Я подумала, что налью этой крошке все, чего она захочет, потому что... ну знаете, ей было плохо, серьёзно плохо, и не только потому, что болела голова после похмелья.
Я подумала, что если она придёт ещё раз, я поболтаю с ней за стойкой.
Но она больше не приходила.
И никто больше не играл в моем баре на высоком табурете в углу.
Мне казалось, ей лет 18, отбившаяся от домашних девочка, попавшая не туда, куда надо.
Лицо в размазанной туши, колтун на голове, разбитая губа.
Я хотела сказать "Девочка, иди домой", или "Давай позвоним копам, и поговорим с твоей мамой?".
Но она бросила на стойку гитару - в грязном, вытертом чехле, а сверху - права.
Слова "Выкуси!" явно висели в воздухе. Но вслух она сказала только "22" и ещё "ром".
Когда она подносила руку к стакану, идиотские огромные кольца на её пальцах стучали по стеклу.
Сказать по правде, эта детка меня раздражала
Это только говорят, что бармен - он всегда дружелюбен, но она серьёзно меня раздражала - вся, целиком. И её немытые чёрные волосы, и облупленный лак на ногтях, и то, что своей гитарой она сшибла мне стакан. Который, черт бы его побрал, не разбился, а то я бы нашла повод поскандалить.
А потом эта красотка стащила свою гитару, и бросила деньги - знаете, если бы я была немножко более гордая, я бы их не взяла, выглядели они так, будто их с задницы вытащили, благо, не пахли.
Так вот, она потащилась в угол, где когда-то играли живую музыку - в то время, когда мистер Уинстер Ричард младший, худой лысеющий юрист был просто Риччи, сколотившим музыкальную группу - и вылезла на табуретку.
Не помню, кто её туда поставил, но теперь я думаю, это было божье провидение.
Никто не обратил на неё внимания, только, может быть, я - клиентов возле стойки не было, а пялиться на то, как Барри впихивает в себя третий бифштекс было выше моих сил.
Эта крошка достала гитару, и принялась играть.
Знаете, она была пьяна, и, я думаю, еще и курнула чего-то, а может и что хуже.
Она глотала слова, и половину я вообще понять не могла.
Но это божественно звучало. Я смотрела на неё, и, немного, на Барри, который сидел с открытым ртом добрых пять минут, и на Мэри, которая в сотый раз елозила тряпкой по столу.
Я подумала, что налью этой крошке все, чего она захочет, потому что... ну знаете, ей было плохо, серьёзно плохо, и не только потому, что болела голова после похмелья.
Я подумала, что если она придёт ещё раз, я поболтаю с ней за стойкой.
Но она больше не приходила.
И никто больше не играл в моем баре на высоком табурете в углу.
